…Беседовать с ветром карамельно-приятно.­
Вопреки природной непостоянности он умеет слушать — нащупывает невидимыми руками эмоции,
вникает в слова, внимательно отслеживает интонацию. И еще. Ветер умеет молчать.

Эльчин Сафарли

Порыв ветра беспощадно ударил в лицо, растрепав и без того спутанные волосы, но прикрывать обветренное лицо руками или отворачиваться не хотелось, да и смысла не было никакого. Растрескавшиеся губы девушки растянулись в горькой полуулыбке. Ей всегда нравилось стоять вот так, подставив лицо встречному потоку воздуха, наслаждаясь неутомимой стихией. Любить ветер было так просто: он встречал ее каждый раз, когда она выходила на улицу; нежно гладил по голове; играл с темными прядями; сопровождал ее, куда бы она не направилась; никогда, ни на секунду, не оставлял одной. А вот не любить его было не реально, даже когда из игривого и ласкового котенка он превращался в свирепого, ревущего, воющего, беспощадного и сметающего все на своем пути зверя. Напротив, в такие моменты хотелось выбежать ему на встречу, раскинуть руки и обнять, раствориться, принадлежать только стихии. Но как обнять ветер? Приручить его? Невозможно. Что ей нравилось в нем, так это его изменчивость, легкость и непостоянность. Он мог меняться по десять тысяч раз на дню и ни разу не повториться ни в чем. Когда девушке было весело и радостно на душе, ветер становился будто бы звонким, хрустальным, прозрачным, переливчатым, порывистым, он танцевал на крышах, легонько дотрагивался до ручейков и речушек, дразня их, обреченных на вечное заключение и земные оковы, своей свободой, по пути залетал в квартиры, заигрывая с занавесками, и, наконец, взметался со всей неистовостью в высь, невозможный в своей неиссякаемой энергии; когда ей было тоскливо и одиноко, он, словно чувствуя ее настроение, утихал и лишь иногда можно было уловить еле слышимые разговоры ветра и старых деревянных рам, тоскливо жалующихся на свою нелегкую жизнь; а иногда он ревел ураганом, опустошая и иссушая ярость девушки, выпивая ее до дна и оставлял беспомощной, бессильной, одинокой, как твердый кусок земли на котором не осталось и росточка, но обновленной и готовой к новой жизни, к новым свершениям и новым побегам доселе невиданных деревьев.

***

Сегодня ветер встретил ее порывистым толчком в грудь. Вот уже который день он то затихал, то разражался неистовым ревом, пригибая своей силой деревья к самой земле, то вновь превращался в едва различимый шелест листьев, нашептывая, призывая, соблазняя; вкрадывался в самую душу, вымораживая ее изнутри; обволакивал воспаленный мозг, не позволяя думать. Расслабься. Улыбнись. Губы послушно складываются в привычную уже улыбку.
Вот оно. Она нашла ответ. Она знает как приручить ветер. Как обнять его. И как же она раньше об этом не додумалась?
Глупая!...
Всего то и нужно!...
...Стать ветром.
Улыбка расползлась еще шире. Окоченевшие пальцы судорожно разжались, а руки потянулись вперед... К Нему.
Ветер подхватил ее тело как пушинку, бережно обволакивая со всех сторон. Наконец-то вместе. Навсегда. Теперь всегда будем вместе. Счастье. После стольких лет отчаянного одиночества. После стольких лет поисков ответа. Вот же он. Так близко, нужно было только руки протянуть. Такой родной, пугающе близкий сейчас, даже теплый. А душа уже растворялась в ветре, соединяясь со всемогущей стихией на веки. И чувство полета, ради которого стоило жить, стоило умереть, стоило продать душу.